«… Впереди батальона пустили взвод младшего лейтенанта Ланды. Открыв огонь по фашистам, три Т-34 сделали несколько удачных рывков, однако дальше идти не смогли — путь преградила стена огня. А тут еще тяжелый снаряд ударил в башню командирского танка. Машина вздрогнула от сильного удара, ребят ослепило. Однако все обошлось благополучно — снаряд лишь скользнул по броне. Подняв крышку люка, Лев Ланда огляделся. Справа виднелась лощина. Он тотчас повел взвод к ней, рассчитывая зайти немцам во фланг. Враг разгадал его маневр с некоторым опозданием: тридцатьчетверкам удалось вырваться вперед и открыть прицельный огонь», – из книги Захара Слюсаренко «Последний выстрел». Собеседник «ИС» – тот самый Лев Ланда, гвардии капитан, который сегодня, в свои более чем 90 лет, вместо Т-34 лихо гоняет по американскому Балтимору на автомобиле.
В 1941 году Льву было 17 лет – в армию не взяли, только закончил школу, и не вышел годами. Первый его фронт был «трудовым» – ребят отправили в Донецк (тогда город назывался Сталино) собирать урожай. Лев остался сиротой, и в военкомате сжалились над пареньком, отправив его в Харьковское танковое училище. Там он учился, вместо положенных в мирное время четырех лет, несколько месяцев, после которых попал в Нижний Тагил, за танками. Еще несколько месяцев на их освоение – и на фронт… Лев Моисеевич Ланда дважды форсировал Днепр, освобождал Киев, брал Берлин в составе Первого украинского фронта. Взвод тогда младшего лейтенанта Ланды первым ворвался на южную окраину Киева.
В 90-х Лев Моисеевич с семьей эмигрировал в США – тогда, по его словам, в Украине началось преследование граждан его национальности. О той войне, которую фронтовик называет «прошлой», о той, которая сейчас продолжается в Украине, об офицерской чести и о том, как повысить боеспособность ВСУ, он рассказал в интервью «Информационному сопротивлению».
«Чаще всего вспоминаю о том, что удалось выжить»
Л.М.: Очень хотелось дожить до победы… Да. Правильно, именно так – дожить до победы. Вы себе не можете представить, когда подписали акт о капитуляции, что творилось в Праге. Осознание того, что больше не будет подвергаться опасности жизнь… У меня сестра была в Киеве, куда ее отправили после эвакуации. Когда стало известно о капитуляции фашистов, я написал ей письмо. В нем было только два слова: «Я жив». Больше ничего.
Какая была доля вашей семьи? Когда немцы пришли в Киев, мы все знаем, что случилось в Бабьем Яру.
Л.М.: В Бабьем Яру у меня лежит 12 родственников. Начиная с детей четырех лет, и кончая 40-50 лет, 35 лет… Двоюродные сестры, тети, дяди. Но кто хотел уехать из Киева – уезжал, искали возможности. У меня в деревне под Киевом жил дядя, папин брат, инвалид от рождения, плохо видел. Жил в деревне с семьей, жена и две дочки. Он считался колхозником, единственным из нашей еврейской семьи, я всегда к нему ездил на каникулы. Катался на лошадях верхом с деревенскими мальчишками. Старшая дочь до войны уехала в Киев, жила у тетки, когда началась война, опять уехала в деревню. Деревня Ваховка, это возле Чернобыля. У него была крестьянская хата, ему, как инвалиду, разрешали держать лошадь – колхозникам вообще-то не разрешали держать тягловую силу. Можно было корову, поросят, но не лошадь.
Все они погибли.
А как вы узнали, что все погибли?
Л.М.: Как узнал – их нету… Были б живы, отозвались бы. Нет никого.
Расскажите об освобождении Киева, в котором вы участвовали. Есть мнение, что Днепр форсировали к празднику, хотели Киев взять к «красной» дате календаря.
Л.М.: Это был приказ нашего главнокомандующего, генералиссимуса Иосифа Сталина. Обычно тогда надо было что-то преподнести партии и правительству. Это неразумно было – брать Киев осенью, когда Днепр не стал. Надо было подождать. Для пехоты это вообще имело большое значение. Конечно, было бы меньше потерь. Танки вброд не могли форсировать. Это сейчас есть такие танки, которые могут по дну. Тогда таких не было. Можно было только по понтонному мосту или паромом переправиться. Я знаю, что предлагали Иосифу Виссарионовичу, что надо брать Киев зимой, когда Днепр станет, будет меньше потерь – они были бы, безусловно, но гораздо меньше. Сколько потонуло в этом Днепре пехоты. Они переправлялись на всяких плотах, на лодках…
Вы видели, как пехота брала Днепр?
Л.М.: Да. Кто на чем мог, на том и переправлялся, на плотах, лодках, Днепр не такой-то и узкий, и потом та сторона, немецкая, на возвышенности, а эта в низине. Это была Дарница – тогда это был не Киев. Совсем другой район, он только после войны вошел в состав города. Конечно, немецкая сторона была в лучшем положении – на возвышенном берегу. Никто не считался с потерями – к празднику надо преподнести подарок партии и правительству. Такая тогда была мода.
То есть, они ориентировались на октябрь?
Да. Войска подошли к Днепру, надо было ждать, когда Днепр станет. Это было бы разумно. Ну, взяли бы Киев позже на пару месяцев – и что? Жертв было бы намного меньше, в разы меньше. Там высокий берег, открыто все, вода. Люди – как мишени. Это говорит о том, что просто не считались с живой силой. Страна огромная, людей много.
«Путин плевать хотел на договоренности, которые подписал, и на данные гарантии»
Л.М.: Вы знаете, я очень переживаю (относительно нынешних событий в Украине – ред.). И сын мой, младшее поколение, ужасно переживает. Он и посылки посылал туда. Я даже удивляюсь, что он так переживает.
Как вы относитесь к тому, что российская пропаганда лгала о том, что в Украине хотят запретить празднование Дня Победы?
Л.М.: Очень отрицательно. Слушал передачи из Киева, все на русском языке. Все песни военные. Почему создали такой миф, что Украина преследует россиян и русский язык? Это же самая настоящая ложь. Сегодня, когда идет война, с телеэкранов Украины звучит русская речь, передавали (к 9 мая – ред.) замечательный концерт – все военные песни на русском языке, диктор тоже на нем говорит. А миф о том, что в Украине преследуют русских и их язык, продолжает существовать. Как и ложь о том, что запрещают русские школы и тому подобное. Конечно, Россия выигрывает в информационной войне. Информация там поставлена на 200%. Я не устаю удивляться – как можно за такое короткое время так оболванить россиян, которые поверили в то, что украинцы фашисты и бандеровцы. Это просто возмутительно! Я не слушаю эти передачи – не могу слушать эту ложь.
Как профессиональный военный и герой Великой отечественной войны, вы следите за событиями на украинском Донбассе. Каковы ваши прогнозы – как будет развиваться конфликт? Какой будет развязка этой ситуации?
Л.М.: Я не пророк и не могу прогнозировать, что там будет. Но так, как командование украинской армии ведет войну, мне это весьма непонятно. Возьмите Дебальцево – как, спрашивается, как можно было допустить, чтобы окружили войска? Они же видели, что окружение вот-вот сомкнется в кольцо! И таки дождались, чтоб сомкнулось, и украинские войска бежали.
Я не пойму командование Украины. Окружение Дебальцево – это уже второе, и они так и не научились – это возмутительно! Не знаю – наказывать кого-то, не наказывать, но не нужно заканчивать военную академию, чтобы понять – когда окружают, надо заранее выводить войска. Чтобы сохранить технику и людей. Порошенко сказал, что «мы мгновенно выводим войска из окружения» – это его слова. Но это же неправда! Никакого планомерного вывода войск нет. Люди бежали, как могли, бросив технику. И это – второе окружение, одно уже было под Иловайском. Как это можно объяснить? Высокопоставленные генералы, довольно молодые – и не надо заканчивать военную академию, чтобы понимать: если есть угроза окружения, нужно принимать какие-то меры. Хотя бы сохранить людей и технику. Территорию потом можно отбить – она никуда не денется, а людей восполнить нельзя. Это меня возмущает.
Как считаете, у украинской армии есть шанс вернуть оккупированные территории в Крыму и на Донбассе? Какие основные шаги должны предпринять руководство ВСУ и страны?
Л.М.: Мне трудно ответить на этот вопрос. Я считаю, что Крым уже не вернуть. Это мое мнение. Если я ошибаюсь – слава Богу. А за Донбасс надо воевать. Это территория Украины, которую нужно отстаивать. Но отстаивать с умом.
Это проблема не сегодняшнего дня. В Украине давно никто не обращал внимания на армию, ее состояние, ее вооружение. Начиная с первого президента. Легко отдали ядерное оружие – неужели не могли предвидеть, что запас «пороха» может пригодиться, поверили в сомнительные гарантии Америки, России, Англии. Которые, якобы, гарантировали неприкосновенность территорий. И что получилось? Да Путин плевать хотел на договоренности, которые подписал, и на данные гарантии. Ему просто нужно было, чтобы в Украине не было ядерного оружия. А если бы оно было, то такого, как сейчас, вероятно, не случилось бы.
Украина не способна создать ядерное оружие в настоящее время – это понятно. Технически, может, и да, но нет материальных возможностей – это громаднейшие затраты. Головы, которые могут создать такое оружие, есть, в этом нет сомнений. Научный потенциал в Украине – слава Богу.
Так что Крым, мне кажется, это уже невозвратная территория. Я не могу понять, почему его сразу так отдали. Вспоминая те события, не могу понять приказа – «не стрелять». Ведь видели, что там находятся «зеленые человечки». Откуда они взялись, с неба свалились? И все смотрели на это – правительство, и.о. президента, и была команда «не стрелять». И эти «зеленые человечки» сделали свое дело. Без единого выстрела – правда, там был убит один человек. Майор, кажется. Вот и все потери – вместе с Крымом. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, при нашей жизни его уже не вернуть. Сейчас там контингент российских войск – и авиация, и что угодно. Напичкано – дай Боже.
Думаю, военным путем Крым не вернуть. Потому что нельзя сравнить потенциал России и Украины. Это несравнимо. Добровольно они уйдут тоже вряд ли. Поэтому мое мнение – этот вопрос закрыт. Может быть, некоторые надеются на что-то – это просто надежды, больше ничего.
С чего, по вашему мнению, стоило бы руководству Минобороны Украины начать реформирование украинской армии для того, чтобы максимально повысить ее боеспособность?
Л.М.: Во-первых, нужно иметь подготовленный офицерский состав. Ведь офицер – это основа армии. А солдат – это человек, который выполняет приказы. Разумные приказы, которые отдает командование. Как повысить боеспособность? Если народ любит свою Родину, он будет ее защищать.
Как вы считаете, насколько важно иметь доверие к руководству?
Л.М.: Если его нет, доверия к руководству, то это очень плохо. Нужно верить. Если люди верят, то они способны все сделать. Если нет доверия к руководству – ничего не получится.
Видя, как действует командование ВСУ и верховный главнокомандующий, вы бы им доверяли?
Л.М.: Доверяют тогда, когда есть хороший результат. А пока результата не видно. Пока все только отрицательно. Не могу сказать, что там есть какое-то предательство, просто люди не умеют руководить армией.
Давайте проведем небольшую параллель. В начале Великой отечественной войны, когда немцы наступали, было много сообщений о том, что командование советской армии теряло связь с войсками. То есть, где-то там находилось командование, а войска на передовой.
Л.М.: Я вообще не знаю, было ли командование. Люди в панике бежали или сдавались в плен. В плен попали не тысячи, а миллионы. Командование часто бросало войска. Когда я воевал, наше командование было с нами – очень уважали командарма Рыбалко (будущего маршала – ред.), комбрига. В той ситуации не имело особого значения доверие к Сталину, непосредственный контакт был с командованием полка, батальона, роты. Если командир роты грамотный, отважный человек, то ему доверяют. Если он сам трус, то доверия не будет. Командир всегда должен показывать свой личный пример – тогда его будут любить и пойдут за него на все. Если такого нет, то доверия не будет. Ведь любовь не от того, что он красивый. А от того, что он знает свое дело, ему доверяют, он грамотный офицер, командир.
У танкистов в ваше время была команда – «делай, как я». Наверное, вы ее использовали повседневно?
Л.М.: Да, было такое. Не повседневно, командовать через радио было нельзя, был запрет выходить на связь, только прием, на передачу – нет. Сами понимаете – 65 танков бригады, начнется сумбур, если каждый будет вести переговоры. Только на прием – слушай старшего начальника. «Делай, как я» – само собой разумеется, нельзя передавать по радиостанции. В одном бою я увидел, что справа горят танки, я сам получил болванки. Увидел, что справа есть лощина, развернул танк, и они поняли, что можно обойти, мы обошли и вышли противнику во фланг.
Это тот эпизод, когда немецкие танки ждали вас в засаде?
Л.М.: Да. Ждали. У нас тогда при атаке сгорело 7 танков. Полк поддерживала еще самоходная артиллерия. Самоходки СУ-76, вы знаете, у них «зад» весь открыт, слабенькая машина. Они поддерживали атаку танков. Они меньше всего страдали, двигались сзади, у них потерь было гораздо меньше. Бронь у них была 10 мм, но их в атаку не пускали. Только для поддержки.
Вы вышли во фланг тем танкам, которые были прикопаны, их там было 15 штук, и?
Л.М.: Я не считал, но потом было много – нас атаковала бригада. При этой атаке сгорело наших 7 танков – довольно ощутимая потеря для одного боя. И это – не только танки, а люди… Мы вышли во фланг, прорвали оборону и вышли победителями. Три моих танка прошли, слава Богу. Я поймал болванку, она оставила след на броне, на башне, глубиной в два пальца – срикошетило, так как башня обтекаемая. Но искры полетели хорошо…
После того, как началась война, вам пришлось начинать новую жизнь на «гражданке». Сегодня также есть проблема – украинские воины, которые возвращаются из зоны боевых действий, чувствуют себя незащищенными и ненужными государству. Что бы вы им посоветовали, исходя из собственного непростого опыта?
Л.М.: Я не понимаю, что значит – возвращаются сейчас с места боев. Непонятная для меня система – отвоевал месяц-два-три, и возвращается. В прошлой войне такого не было. Война есть война – то ли ты побеждаешь, то ли проигрываешь. Нужно стремиться побеждать. А вот я слушаю – часть уже отбыла свое, уезжает домой. Для меня это непонятно. Как в военное время можно месяц побыть и ехать на какой-то отдых? В прошлой войне отпусков не было. Только во время отдыха могли отпустить. У нас уехал механик-водитель с Кавказа. Комбриг дал ему отпуск на 10 дней – это понятно было. А здесь получается – целая часть, которая отвоевала какое-то время, ее отпускают отдыхать домой. Это странно. По-моему, такими методами победить нельзя. Конечно, каждому хочется поехать домой. Но – на войне, как на войне. А у нас по телевизору показывают, как встречают части, которые поехали в отпуск. Не знаю, может, сейчас другие правила войны.
Как вы оказались в США? Чем занимались и занимаетесь в Штатах?
Л.М.: Сели на самолет и улетели (смеется – ред.). Первой уехала моя родная сестра. Точнее, сначала ее сын, Миша, мой племянник. Он уехал с женой. Это был еще Советский союз. Потом он перевез свою маму, мою сестру, с мужем. Потом уже они вызвали нас. В Киеве стало ужасно неспокойно – по отношению к нашей национальности. И мы решили уехать, хотя у нас была хорошая квартира, в довоенном кирпичном доме. Были хорошо устроены на работе, меня там уважали. В общем, особых материальных причин, чтобы уезжать, не было. Началось преследование – люди уезжали в Израиль, их клеймили как изменников родины. На нас тоже смотрели косо, и мы решили уехать. И вот уже 23 года живем здесь, в этой квартире. Все, что в ней есть, сделано моими руками. Ремонт сын помогал делать. Нас здесь хорошо встретили, дали все для нормальной жизни. Мне тогда было уже около 70 лет, дали пособие, так называемое социальное. Супруге тоже, так что все было нормально. Бесплатное медицинское обеспечение. В общем, обижаться на Соединенные Штаты мы не можем. Хотя я за Киевом очень скучаю. За время жизни в США мы были в Украине один раз. У меня там много хороших друзей, они мне до сих пор звонят.
Не пошли ли ваши дети и внуки по вашему пути?
Л.М.: Мой сын, которому сейчас уже седьмой десяток, тоже капитан советской армии. Он не служил, бывал только на сборах, звание дали после окончания института, по линии военкомата.
О чем сегодня, через 70 лет после победы над фашистской Германией, вспоминаете чаще всего?
Л.М.: Чаще всего думаю, вспоминаю о том, что я остался жив. Выбрался из этого пекла с царапинами, легким ранением – это уже большое счастье.
Много ли осталось ваших сослуживцев в Украине, в частности, в родном Киеве? Поддерживаете с ними связь?
Л.М.: По фронту у меня в Киеве не было сослуживцев, были в Беларуси. Было два друга, мы были в одной танковой бригаде. Сейчас их уже нет в живых. Я был у них в гостях в Гомеле, меня там очень хорошо принимали, кстати, ездил в Гомель вместе с генералом Захаром Слюсаренко. Я повез их на своей машине – три танкиста и собака. Я, генерал, жена генерала и собачонка. Поехали на праздники, первомайские. Нас там очень хорошо приняли. Но, к великому сожалению, уже нет ни того ни другого. Они были примерно моего возраста. А остальные растерялись после распада Советского союза. Остались только адреса, и какова их судьба, я не знаю. Много было друзей и в Москве, и на Кавказе.
Сказать по правде, я любил военную службу. Хотя последнее место службы сложно назвать хорошим. Поселок в Мурманской области, граница трех государств – Советского союза, Норвегии и Финляндии. Там пришлось разминировать участки – наступления там не было, просто стояли войска, минировали площади, но ни те, ни другие не наступали. Я служил в инженерном полку окружного подчинения, в котором было две танковые роты. Одна рота тральщиков, другая огнеметная. Мы ездили разминировать. Танки пускать было нельзя, пересеченная местность, леса. Саперы разминировали, находили наших убитых бойцов. Узнавали по пуговицам, медалям… Мин было очень много, один наш лейтенант подорвался – уже в мирное время. Были прыгающие мины – заденешь ее, она выскакивает где-то на метр-полтора и потом взрывается, нашпигована шариками. Очень опасна в смысле убойной силы. Так что и после войны пришлось ходить по минным полям. Я там был начальником штаба.
Президент России как-то сказал о том, что даже без Украины Россия бы выиграла войну. Как вы к этому относитесь?
Л.М.: Я скажу другое – без Америки Россия войну бы не выиграла. Многие не знают, сколько США и Англия помогали Советскому Союзу – не России! Это не только свиная тушенка, хотя да, ее было много и на фронте, и в тылу, или яичный порошок, которого много было в тылу. Я имею в виду стратегическое сырье, необходимое для войны. В Советском союзе не было даже пороха. Америка дала. Одно время даже танки выпускали без резиновых бандажей – не было сырья. Потом поступил каучук, и снова стали делать.
Штаты поставляли паровозы, токарные станки, материалы для военной формы, кожаные куртки на меху для офицеров. Сколько потонуло транспорта, который шел из Америки через Северный полюс, через Северное море…
А Студебеккеры? Раньше Катюши были поставлены на ЗИС-5, сейчас даже смешно говорить, что это называли автомобилем. А тогда в СССР это была самая мощная машина. Она непроходимая, маломощная. А Студебеккеры, на которые поставили Катюши – это непревзойденная для военного времени машина, с лебедкой впереди.
Америка поставляла авиацию. «Аэрокобры» (Белл P-39, американские истребители – ред.). Прекрасная машина, Покрышкин на таких летал. Америка все давала. Сколько погибло в Ледовитом океане, когда транспорт шел в Мурманск. А там свирепствовали немецкие подводные лодки. Нынешняя молодежь об этом не знает, об этом не говорят. «Мы бы выиграли» – да чем, нечем же было воевать! Автоматы ППШ, с круглым диском, и тех мало было, в основном были винтовки. Мы бы выиграли – да я не знаю, чем бы кончилось все вообще. Что, трехлинейками можно было выиграть войну? Калашников появился только после войны.
Поверить в это можно заставить только нынешнее поколение. Меня удивляет другое – есть же старшее поколение, офицеры, генералы, и все молчат. Надо отдать честь американцам и англичанам, которые караванами доставляли помощь морским путем в Мурманск.
А по поводу взноса Украины в победу. Сколько было командующих украинцев, Рыбалко, в моей бригаде был Слюсаренко, много было ведущих командующих украинской национальности. А теперь смотришь телевизор – там даже не вспоминают Первый Украинский фронт. Обходят стороной. Говорят о Первом Белорусском фронте Рокоссовского, а где Первый Украинский? А там два фронта наступало. Ни слова, будто его не существовало. Третий, четвертый Украинские тоже – они были второстепенными, но тоже внесли свою лепту в победу. А первый был одним из передовых фронтов, брал Берлин наравне с белорусским. Мы когда там встретились, спрашивали – не ты из какой части, а с какого фронта.
Если бы у вас была возможность обратиться к украинским воинам, которые участвуют в АТО? Что бы вы им пожелали?
Л.М.: Я пожелаю им, чтобы они победили. Вот так. Мы будем очень рады, если они добьются победы. И мы ожидаем от них победы. Мы верим, что, в конце концов, Украина победит. Сколько бы это ни стоило, украинский народ свою территорию не отдаст. Потому что это именно его территория.
