Горюнов Владимир Александрович
Вице-Президент МЕАФА, 1-й Дан Айкидо Айкикай
Профессиональный переводчик, переводчик-синхронист, владеет несколькими иностранными языками. 17 лет работал преподавателем факультета романо-германской филологии Киевского университета им. Т.Г. Шевченко.
Во время работы в Республике Куба В.А. Горюнов освоил основы каратэ Дзёосинмон (1971-1974 годы). В советский период – Вице-Президент Федерации Айкидо СССР, ответственный за международные связи, Вице-Президент Ассоциации Айкидо Украины, в течение нескольких лет работал инструктором Айкидо при Педагогическом университете им. М.П. Драгоманова в Киеве.
Профессиональная деятельность сегодня – внешне-экономические связи в крупной частной фирме.
Владимир Горюнов – автор публикаций для взрослых и для детей, занимающихся айкидо Додзё «Киев Мисоги». Одну из статей В. Горюнова, «Сувенир с Кубы», в которой автор рассказывает о начале своего пути в боевых искусствах, предлагаем Вашему вниманию.
Сувенир с Кубы
Несколько месяцев назад (это было на момент написания статьи, а сейчас уже прошло 4 года с того момента) мой сын, Андрей, сказал, что нашел в Интернете сайт, посвященный Дзёосинмону. Дзёосинмон – это стиль каратэ, которым я, начиная с 1971 года, несколько лет занимался на Кубе, а потом более 17 лет тренировался сам и тренировал других в Киеве.
– А почему бы тебе не написать об этом статью? – спросил он. – Россияне утверждают, что они первыми начали заниматься Дзёосинмоном, а это не так.
Я ответил, что не уверен, что она кого-то заинтересует. Но когда немного времени спустя, Георгий Кузьмин, главный редактор журнала «Тигр и дракон», предложил мне написать о Дзёосинмоне, я подумал, что обязательно напишу такую статью, причем не только о Дзёосинмоне, а и о том времени, когда у нас возникло каратэ, и о многом другом, что происходило параллельно с занятиями боевыми искусствами. Насколько интересным получился материал судить тебе, уважаемый читатель. Хочу только добавить, что я дал себе слово не читать материалов с российского сайта посвященного Дзёосинмону, пока не закончу своей статьи. Но все, что здесь написано ставит под сомнение утверждение москвичей о том, что они первые начали заниматься Дзёосинмоном в Союзе.
В шестидесятые годы Япония стала уступать лидерство в международных соревнованиях по дзюдо – на татами вышли французские и советские дзюдоисты и призы на многих престижных турнирах уже не попадали, как прежде, исключительно на родину этого спорта. Для того, чтобы поднять престиж дзюдо, привлечь к нему новых поклонников, Акиро Куросава снял великолепный фильм, «Гений Дзюдо» с Тоширой Мифунэ в главной роли. В этом фильме в заключительных сценах происходит поединок главного героя со злым патлатым каратистом, который мог подпрыгивать и ногой пробивать черепицу в потолке дома. Как ни странно, мое увлечение каратэ началось именно с этого фильма. И весь одиннадцатый класс, а потом и первый курс Вуза, я ходил одержимый мыслью научиться каратэ. Наверное, тот фильм знаменовал собой презентацию каратэ на мировом экране. Потом только блистательный Джеймс Бонд из фильма в фильм приносил и применял все новые и новые приемы каратэ, но нашей стране увидеть эти фильмы суждено было еще не скоро. А мне повезло их увидеть и даже вторую широкоформатную двухсерийную и цветную версию фильма «Гений Дзюдо», как и многие другие фильмы, посвященные боевым искусствам Японии (о фильмах, кстати, я расскажу чуть позже), потому что я попал в длительную загранкомандировку в Республику Куба.
Причем, попал совершенно необъяснимо, вернее попал, как переводчик испанского языка, по своей специальности, что совершенно логично, а необъяснимым долгие годы для меня самого было, почему я пошел учить в КГУ (КиевскийГосУниверситет) на переводческое отделение именно испанский язык, в то время, как фанатически увлекался языком немецким. Просто при поступлении переложил личное дело с «немецкого» стола на «испанский». И стал «испанцем». А нашел я этому объяснение только лет двадцать спустя. Может возникнуть вопрос, а какое все это имеет отношение к Дзёосинмону? К моему Дзёосинмону – самое непосредственное, потому что именно выбор языка, который я сам не мог себе объяснить долгие годы, привел меня в страну, где я познакомился с этим стилем каратэ – на Кубу. Да и к тому Дзёосинмону, который потом, после моего возвращения с Кубы, был в Киеве, тоже. И, как оказалось, иностранный язык тоже имеет прямое отношение к каратэ. Но обо всем по порядку.
Перед моей самой первой поездкой, после четвертого курса, на один год на Кубу, появилась статья Рудольфа Каценбогена «Что сокрыто в пустой руке». Эта статья давала представление о каратэ, искусстве пустой руки, и я в нее влюбился и носил ее повсюду с собой. Потом была статья в «Неделе» о тренировках на Трухановым острове в Киеве, снова Р. Каценбогена, какая-то брошюрка с терминами. И я забросил занятия легкой атлетикой, метание копья, сейчас я это понимаю, некрасиво оставив моего любимого тренера Белых Николая Александровича, и очень об этом сожалею, что так себя повел. От каратэ уже не было спасенья, я растягивался, махал ногами, постоянно рвал брюки, и мечтал и мечтал, что буду тренироваться. А перед моей первой поездкой на Кубу меня отправили в Военный институт иностранных языков в Москве на 2 месяца, на сборы перед командировкой на год военным переводчиком, я тогда окончил четвертый курс университета, и направление было по военной кафедре. Среди курсантов сборов ВИИЯ был переводчик суахили Жора Синицкий, который, как оказалось, занимался каратэ. Он сразу нашел своего собрата по увлечению, и они загадочно уединялись на два часа каждый день, разговаривая на совершенно непонятном мне языке японских терминов. Несколько раз мне разрешили под честное слово, что никому ничего не расскажу, присутствовать на их тренировке. Я был в восторге. Они отбивали удары рук и ног, молниеносно наносили контрудары, при этом не наносили травмы партнеру, испускали загадочные шипящие звуки, были строгими, корректными, кланялись друг другу. А как они рассказывали о каратэ, о человеческих возможностях! Конечно, рассказчиком Жора был великолепным и фанатом каратэ тоже. И это в 1968 году, когда о каратэ еще никто ничего не знал! Он только подлил масла в огонь. И этот огонь сжигал меня изнутри. В то лето на экраны вышла «Брильянтовая рука», на каждом углу радио в Москве пело «В каждой строчке только точки после буквы «Л», две сверхдержавы вели гонку в космосе и холодную войну на земле, а наш переводческий контингент усиленно овладевал тонкостями военной терминологии на языке специальности, и готовился оказывать интернациональную помощь братским народам.
И только потом я понял что это был пропуск в гильдию авантюристов – «переводяг», которым суждено будет колесить по всему миру, попадать в самые невероятные переделки, совершать подвиги, получать правительственные награды, ранения, сертификаты Внешпосылторга и пощечины судьбы с ними связанные, и при этом никогда не унывать и оставаться одним из нас – таких многих среди нас – профессионалов и таких немногих для непосвященных. И только потом осознал, что одним из главных итогов этого моего этапа жизни стало овладение основами стиля Дзёосинмон на Кубе. Но это уже было во вторую поездку, на три года. А свой первый год я провел в поисках секции каратэ, посетил одно занятие, как зритель. Записаться в секцию мне не разрешали. Пришлось довольствоваться японскими фильмами о самураях, которые в 1968-69 годах наводнили экраны гаванских кинотеатров. И посмотрел я их неверное больше сотни: всегда в окружении нескольких человек, которым нужно было шепотом переводить с испанского на русский. Причем подражание самураям превратилось для меня в навязчивую тему. Я посмотрел великолепные фильмы «Восставший самурай», «Клинок судьбы», бесконечного сериала о слепом массажисте Сато Ичи, блистательные двухсерийные фильмы о легендарных японских мастерах фехтования «Мусаши» и «Коюро», «Кровавые поиски мира», «Гойокин». Кроме захватывающих сюжетов и удивительных красивых сцен природы, поражала достоверность, с которой воспроизводились детали быта, одежды, ритуалы, передвижения в поединках, концентрация, реакция героев. Считаю, что эти фильмы должны обязательно быть в домашних фильмотеках любителей Будо.
А я в то время сделал себе деревянный меч и проводил много времени на плоской крыше нашего переводческого общежития, имитируя стойки самураев, удары, повороты и передвижения в поединках с воображаемым противником.
В тот год, это был 70-й, я вызвался добровольцем и поехал на пятнадцать дней на «Сафру 10 миллионов тонн», так тогда назвали кампанию по уборке сахарного тростника, в провинцию Матансас. Это невероятно тяжелый труд – рубка сахарного тростника, не даром, им занимались когда-то в основном рабы, завезенные на Кубу из Африки.
В те дни вставать приходилось в начале пятого, в рассветном небе западного полушария стояла комета Бонет. И наш утренний марш, протяженностью в несколько километров, по кубинским полям к месту работы, среди бычьего мычания гигантских лягушек, треска цикад и криков просыпающихся птиц, чем-то напоминал мне сцену из японских фильмов о самураях. Воздух наполнялся ароматом нагревающихся трав и солоноватым привкусом моря. Этот привкус на Кубе везде. И рука крепче сжимала ручку мачете – воображаемого клинка… А потом особое удовольствие доставляло оставить нетронутыми отстоящие одну от другой десять-пятнадцать сахарных тростинок в своем рядке и потом, когда кроме них на поле уже ничего не оставалось, пробежаться среди оставшихся растений и, держа мачете, как слепой массажист Ичи, одной рукой, наподобие ножа, клинком вниз, нанести несколько быстрых ударов на разных уровнях так, чтобы тростинка осталась стоять какое-то мгновение, а потом рассыпалась на кусочки. Такое вот сахарное кубинское будо-юдо.
Когда я вернулся в Союз, и узнал, что после окончания университета, меня снова отправят в командировку, я выбрал Кубу (предлагали еще Египет) и твердо решил, что обязательно попаду в секцию каратэ.
А так, как на работу меня направили переводчиком в Генеральный штаб РВС Республики Куба, и работал я с советниками высоко ранга, оказалось, совсем несложно узнать, где военные занимаются каратэ и записаться в секцию. Секция была в том самом Военно-техническом институте, ИТэЭмэ, где я проработал первый год, и вел ее Роберто Пеньялбер Вальдес, инструктор физической подготовки, 1-й Дан каратэ в стиле Дзёосинмон (вообще то, кубинцы называли тогда его Хошинмоном).
Так вот, моя первая тренировка чуть не закончилась фиаско. Была осень 1971 года, но в Гаване в это время года еще стоит жара. Меня взяли в секцию при условии, что я выдержу первую тренировку. А группа занималась уже больше года, и на разминке нужно было сделать двести цуки силовых в изометрии, с напряженной, кимированной, рукой в низкой стойке киба-дачи. Мне выдали кимоно, я стал в последнем ряду и после разминки мы начали делать эти самые силовые цуки. За стеной в пятидесяти метрах от спортзала института находится самое фешенебельное кубинское варьете, Тропикана, и там началась вечерняя программа, звучала кубинская музыка. Члены группы по очереди отсчитывали до 10: «Уно!» – медленный выдох с шипеньем скозь зубы, рука вытягивается с поворотом запястья на 180 градусов, вытягивается медленно, на 5 – 6 счетов про себя, «Дос!» – пошла вторая рука. После шестого десятка таких движений у меня от непривычки начали дрожать колени, полил градом пот, тут еще налетели комары и стали кусать за стопы ног, и все это под кубинскую сальсу. Я понял, что не выдержу до двухсот. Мелькнула мысль, а может это специально сделали, чтобы меня турнуть? Смотрю, инструктор внимательно за мной наблюдает, и это придало мне силы, продержался до ста. Потом, уже с помутненным сознанием, решил, что раз выдержал сто, выстою и до двухсот. После двухсот меня подвели к лавочке и всю остальную часть тренировки я уже сидел, думаю, в той же стойке киба-дачи. В секции меня оставили.
Я понимал, что, в отличие от кубинцев, которые смогут сто раз спросить у тренера, если что-то забуду, я через несколько лет не буду иметь такой возможности, и поэтому начал записывать все тренировки, термины, описывать движения. Все это я заносил в записную книжечку Военно–технического института, Институто Текнико-Милатар.
И каждую тренировку повторял еще раз дома. Занимались мы четыре раза в неделю. Рядом с кварталом Репарто Коли, где жили семьи советских военных специалистов в Гаване, был большой пивзавод «Сервэсэрия Пэдро Маррэро», а при ней был стадион. На этом стадионе я ходил в низких позициях с кирпичом в каждой руке и делал гедан бараи, агэ, удэ и учи укэ. Кстати потом уже я понял, какая гениальная находка Икэды был высокий и широкий гедан барай, блок от удара в нижнюю часть тела, с полностью прямой рукой в верхнем ее положении. В Шотокане этот блок делается от плеча. Но дзьосинмоновский гедан барай – это по-сути маховик, который позволял стартовать через движение центра любой части «шарнирно соединенных» элементов тела. Вообще, во время моего начального периода осваивания Дзёосинмона, у меня возникло четкое впечатление, что я начал учить новый иностранный язык. Язык движений. И позиции тела, не поворачивается язык называть их «стойками», и блоки и удары, это, фактически, фонетика. Это динамический материал, из которого будет сложен новый язык. Причем есть и спряжения глаголов – логические завершения движений, и глагольное управление, когда запущенная на скорости часть тела обязательно передаст движение другой части тела, только той, а не другой. Связки блок – удар, это новые лексические единицы, чтобы выражать свои мысли. Комбинации связок в передвижении, это уже грамматика. Каты, это отрывки из классических произведений, которые учатся наизусть, чтобы потом процитировать в свободной беседе – кумитэ. А сам поединок – это свободная беседа, диалог разума двух человек. Поражала методическая последовательность подачи материала. Потом, когда я записал всю программу до 1-го Дана, и увидел, какое это стройное методическое дерево, какое логическое развитие возможностей человека, я проникся просто трепетным уважением к создателю этой системы, сенсею Хоши Икэде.
Икэда – это кумир кубинских каратистов. Постепенно, со временем, я узнавал все больше о развитии каратэ и, в частности, стиля Дзёосинмон на Кубе.
Я узнал, что в 1967 году на Кубу по контракту с министерством Рыболовства, приехал Масахари Кохагура, член компартии Японии специалист по промышленной рыбной ловле рыболовству, он был, кроме того, 1-м Даном каратэ-до, окинавского стиля и, после рабочего дня бесплатно тренировал кубинских любителей каратэ. Два года спустя, когда закончился контракт, Кохагура вернулся в Японию, но по его рекомендации и в ответ на просьбу общества дружбы Куба – Япония, кубинцам удалось установить контакт с в те времена 5-м Даном, Хоши Икэдой, мастером стиля Хошинмон, как его называли в те годы на Кубе, или Йошинмон, а потом в Союзе его стали называть Дзёосинмоном. Хоши Икэда направил на Кубу одного из своих лучших учеников, Сэйке Коваяши, обладателя 1-го Дана. Сэйке Коваяши начал преподавать стиль Дзёосинмон кубинцам и одновременно выполнял функции преемника Кохагуры в министерстве Рыбной ловли Кубы. Важно отметить, что такой контакт возник благодаря политической ориентации Икэды и его особой симпатии к Кубе. Одно из первых сведений, о котором я узнал от своих кубинских товарищей по секции каратэ, потом, когда уже начал заниматься, было то, что в Японии Икэда тренировал пикетчиков забастовок… А учился Икэда когда-то у знаменитого мастера с Окинавы, Киятакэ. Его поездки в Китай и изучение у-шу наложило потом отпечаток на технику каратэ, которую он стал создавать, стиль Дзёосинмон, с главным акцентом на скорость и серийность движений, на перетекание движения из одного в другое до финального сконцентрированного в одной точке выброса силы в виде удара. Причем, запуск собственной динамической системы осуществлялся от движения партнера: чем быстрее движение атаки, тем быстрее срабатывает маховик блока. Высокий гедан-барай, конечно, в спарринге не получается полностью высоким, но уж зато довольно быстрым. После одной из тренировок, Рауль Рисо, пришедший к нам в зал, сказал:
– Главное, чтобы он атаковал, а уж если сделает резкое движение, я, начав защищаться на этом месте, потом пойду вперед до той стенки (он показал место, до которого было метров десять), и пока его не вырублю, не остановлюсь. Потом уже, перечитав специальную литературу по боевым искусствам, среди которых особо выделяю книги Оямы, Накаямы, и, конечно Брюса Ли, я понял, что это был синтез у-шу и каратэ. А техники скручивания, по принципу юлы, от которой отскакивает в сторону любой предмет, об нее ударившийся- это просто гениально в Дзёосинмоне!
В 1969 году Икэда впервые приехал на Кубу и полтора месяца тренировал небольшую группку. Тогда семь кубинцев получили 1-й Дан. Поговаривали, что в 1971 году Икэда снова приедет на Кубу. Меня, уже как совсем своего, перевели в секцию в «кастильо» – замке на территории пивзавода, где занимались не только курсанты военно-технического института, но и представители других негражданских служб и профессий. Замок этот заслуживает особого внимания: это была подделка под старину, имитация дворца арабского шейха, с полами и стенами, украшенными разноцветной мозаикой и цитатами из Корана на арабском языке. Наше татами лежало в центральном зале, среди мраморных колон. И место, которое, может, было уготовано когда-то кубинским миллионером арабского происхождения для пышных церемоний с танцами живота юных жен, сейчас приютило несколько десятков человек, которые осваивали оружие Революции, каратэ в стиле Дзёосинмон.
Секции каратэ, и наша в том числе, начали готовиться к показательным выступлениям в гаванском дворце спорта, скоро должен был приехать Хоши Икэда, обладатель 5-го Дана, участвовать в этих выступлениях и проводить аттестацию. Тренировки длились до позднего вечера, дежурный по группе должен был привозить на тележке несколько ящиков пива с завода, огромный кусок льда, положить его в ванную с водой и сложить туда все пиво. Мы заливались потом, кимоно тяжелело на полтора-два килограмма за тренировку, но нас освежала мысль о холодном пиве. Причем, пока ты не принял душ и не переоделся, ты не имел права подходить к ванне с пивом. А потом начинались бесконечные разговоры о каратэ, об Икэде, о легендарном кубинце Рауле Рисо. Рауль Рисо был направлен в Японию на работу в посольство Кубы для овладения стилем Дзёосинмон (потом, однажды он пришел к нам на тренировку, он тогда приехал ненадолго из Японии, и мы познакомились с Раулем, а раньше и с его братом Августином).
С пятнадцатого этажа здания МИНФАРа, Министерства Революционных Вооруженных Сил республики Куба, на площади Революции в Гаване, через затемненные стекла окон кабинета, где мне пришлось работать несколько лет, открывается прекрасная панорама города. В двух-трех километрах, за районом Марьянао, виднеется море, сразу напротив, стоит памятник Хосе Марти, справа – здание министерства внутренних дел, на фасаде которого, на протяжении многих лет висит постоянно обновляемый портрет Че Гевары, а с потолка из динамиков льется спокойная музыка Поля Мурья и Франка Пурселя. Это воспоминание часто приходит ко мне, оно неразрывно связано с главными событиями моей жизни в тот период: работой, тренировками, рождением в Гаване моего младшего сына, главного кубинского сувенира, с частыми интересными командировками по Кубе.
На какой-то период меня назначили борт-радистом личного самолета старшего специалиста ГСВ в Республике Куба: нужно было держать связь борт – земля на испанском языке и в случае необходимости, переходить на английский. Мы развозили фельдъегерскую почту, собирали взносы членов профсоюзов и членов физкультурного общества (так законспирировано назывались коммунисты и комсомольцы, которые работали на Кубе по военной линии). Летали над страной на высоте 3-4 километров, внизу бескрайнее волнистое море зеленых холмов, покрытых пальмами, красная кубинская земля, и везде – всегда море. В каждом городе я обязательно ходил в местные секции Дзёосинмона и был поражен насколько масштабно страна начала осваивать этот стиль каратэ…
А участвовать в показательных выступлениях по каратэ, конечно, не пришлось. Вообще, вся эта история с моим каратэ чуть было не закончилась для меня плачевно. В политотделе ГСВС в Республике Куба узнали, что я хожу на тренировки с «местным контингентом». А это внеслужебные связи, а это нарушение правил поведения! Чуть ли не «облико морале» под ударом. Короче, «собирайся домой». А я пожаловался нашим высоким кубинским «подопечным», что из-за тренировок, которые я посещаю, благодаря их помощи, меня хотят выдворить в Союз. Состоялся разговор «в верхах» между кубинской и советской сторонами и, в порядке исключения, мне и моему коллеге, К. Кордюку, разрешили ходить в секцию. « – Но чтоб об этом ни одна живая душа не узнала!»
Какие уж тут показательные выступления в многотысячном спортзале! Пришлось довольствоваться ролью зрителя. Хоши Икэда приехал со своим помощником, каратэкой 4-го Дана, Акирой Ито, и первым, что сказал, обращаясь к зрителям переполненного зала гаванского дворца спорта было следующее:
– На моем прошлом выступлении в Гаване вы могли сложить обо мне мнение, как о неотесанном и грубом человеке, для которого сила стоит на первом месте. Так вот сегодня я хочу продемонстрировать совсем обратное.
Дело в том, что какое-то время до того, во время своего первого визита на Кубу, на первых показательных выступлениях, Икэда случайно нанес пяткой травму своему ассистенту. И тот получил серьезную травму. Теперь же сенсей Икэда показывал подчеркнуто усложненную программу, выполнял ката с оружием в японских деревянных туфлях гэта, в которых стопа опирается не на пол, а на две поперечные подставки под подошвой. Поражала работа центра тела мастера: при передвижении на больших скоростях, казалось, он скользит, плывет в какой-то разряженной среде, причем пояс постоянно находится на одном уровне от пола. В черном кимоно, белых носках, элегантный самурай, он блистательно разрубил деревянной саблей бамбуковую палку, которую продели в два тоненьких колечка из папиросной бумаги, надетых на пальцы ассистентов. Причем пока эту бамбуковую палку устанавливали в колечки, они несколько раз рвались под ее весом. Когда палка была перебита пополам молниеносным ударом бокена, колечки остались целыми!
В перерыве между выступлениями меня подвели к Икэде мои кубинские друзья и познакомили с ним. Он оказался очень открытым и радушным человеком, обрадовался, что я из СССР, и приехал сюда по военной линии переводчиком, и изучаю его стиль каратэ на Кубе. Он положил мне руку на плечо и сказал: «Может когда-нибудь и у тебя на родине будут заниматься Дзёосинмоном».
Он тогда рассказал, как тренирует реакцию, укладывает на предплечье вытянутой руки, повернутой ладонью книзу, пять монет, размещая их от кончика пальцев до локтя. Потом подбрасывает все монеты в воздух, чтобы они выстроились в одну линию, и пока они падают, пятью отдельными движениями ловит эти пять монет ладонью той руки, на которой они лежали. Я потом много лет тренировался и дошел до четырех монет. Показательные выступления нашей группы и остальных секций силовых структур страны прошли с успехом. Ребята демонстрировали групповые исполнения кат, приемы защиты от нападений с оружием, кумите, разбивали кулаками, локтями, ногами доски, ломали кулаками по несколько кирпичей… Поражал внутренний дух, с которым они это делали.
На память о тех выступлениях остались несколько фотографий, и хоть качество их невысоко, сделаны они плохоньким фотоаппаратом и потрепанны временем, они мне очень дороги, и веет от них тем романтичным периодом моей жизни.
В тот свой приезд Икэда провел серию тренировок с инструкторами групп Дзёосинмона и их аттестацию. Несколько человек, включая и «моего» Пеньялбера, получили 2-й Дан. Посетил Икэда и ВТИ, присутствовал на нашей тренировке.
Моей самой заветной мечтой тогда было получить 1-й Дан. В записной книжечке было уже много записей техник, которые я освоил. Приближался срок возвращения в Союз. На горизонте была поездка по военной линии в Чили. Я усиленно тренировался, чтобы достичь уровня 1-го Дана. Но официально аттестацию я пройти не мог, по двум причинам: во-первых, тогда в стране не было Рауля Рисо, единственного из кубинцев, кто мог присваивать даны, а во-вторых, потому, что это просто было нельзя уже по служебным соображениям. Так что сдавал я свой экзамен моему тренеру Роберто Пеньялберу Вальдесу, в присутствии нашей группы, и под аплодисменты получил диплом, сделанный в Управлении боевой подготовки МРВС Республики Куба, и заверенный подписью моего тренера и печатью того же самого министерства. Конечно, это был не настоящий японский диплом. Но я был рад и этому и гордился им долгие годы. И сейчас продолжаю гордиться. Он стоил мне такого труда! Потом был прощальный вечер с моей группой, и я улетел в Союз. Командировку в Чили отменил генерал Пиночет 11 сентября 1973 года. Причем, говорили, что в охране Альендэ, в том самом последнем бою во дворце Ла-Монеда, было много кубинцев, причем все они занимались Дзёосинмоном. Так что планы поменялись, и я летел домой. И главным моим сувениром, который я вез с собой, кроме большой любви к этой удивительной стране и ее людям, были знания, полученные в стиле каратэ Дзёосинмон, записанные в маленькой белой записной книжечке, блокноте Военно-технического института и этот диплом о присвоении мне 1-го Дана. Шел 1974 год.
Дома я сразу начал тренироваться. Для этого мне любезно предоставил спортзал моей 145-й средней школы любимый учитель физкультуры Зигмунд Казимир Бронеславович. Тогда еще отношения между людьми строились на других принципах, и занимался я в этом зале бесплатно. И, конечно же, не брал денег со своих друзей, бывших одноклассников – Виталия Голуба, Олега Пашкевича и многих других. Моя новая работа преподавателем переводческого отделения факультета РГФ, в университете я проработал более 17 лет, давала мне много новых учеников из университетских студентов. Некоторые из них до сих пор мои друзья. Я организовал секцию каратэ в КГУ. И многие мои студенты, у которых я преподавал специальность на факультете, стали моими учениками в каратэ. Вообще, только теперь я понял гениальный смысл латинской поговорки «Уча, мы сами учимся» потому что основные, глубинные знания испанского языка я приобрел во время преподавания. И, как ни странно, углубленное понимание Дзёосинмона получил именно, когда начал тренировать. И в методиках тренировок и преподавания языка у меня было много общего. Благодаря методике Дзёосинмона, я освоил интенсивые методы преподавания иностранного языка, создал свою методику. И эффективность этой методики показал тогда, когда научил четырех корейцев из Северной Кореи, все, кстати, звались Ли, все мастера 4-5-го Дана таэквандо, прекрасные руссисты, ни слова не знающие по-испански, так вот, всего за 11 месяцев (!), я подготовил из них переводчиков-синхронистов испанского языка для работы на 13-м Всемирном фестивале молодежи и студентов в Пхэньяне. Это была программа, которая выполнялась на базе факультета РГФ КГУ. Так вот, я благодарен всем своим ученикам, многие из которых научились Дзёосинмону хорошего уровня и, во время своих занятий, сами того не зная, обучали меня. Это мастер спорта по боксу Прокофьев Владимир, которого, к сожалению больше нет с нами, солист ансамбля им. Вирского Речкалов Александр, тогдашние мои студенты Валько, Дергоусов, Рубо, Хараминский, Пономарев. Ходили ко мне на тренировки и Е.Микулинский, главный редактор журнала «Тигр и дракон», Георгий Кузьмин, нынешний украинский казак, А. Попович. Многие годы у меня тренировался Дзёосинмону А.Самотохин, который потом стал тренироваться у меня и айкидо.
Особо хочется отметить Прокофьева, Александра Речкалова, знаменитого низовика, солиста ансамбля Вирского, Дергоусова, моих постоянных партнеров по спаррингам на протяжении 18 лет. Благодаря Владимиру Прокофьеву, преподавателю кафедры физвоспитания Киевского пединститута, (покинувшего нас недавно в цветущем возрасте) у нас появился постоянный зал, и Дзёосинмон надолго прописался при этом Вузе.
Конечно, спасибо за это и зав.кафедры физвоспитания Похоленчуку Юрию Тимофеевичу и заведующему спорткомплексом при Пединституте на Тургеневской, Мотовильцу Ивану Павловичу, его заместителю Николаю Николаевичу Одаренко. Благодаря им Дзёосинмон в Киеве, а потом и Айкидо имели крышу над головой и пол и татами под ногами.
Мы, наша группа Дзёосинмона, устраивали показательные выступления в КГУ, Пединституте, в ансамбле им. Вирского. Особую роль сыграло каратэ в жизни Виктора Хараминского, моего бывшего студента переводческого отделения КГУ, которому выпало нелегкое жизненное испытание.
В те годы в Киеве, как и во всей стране, был бум каратэ, возникало множество секций, появились Шотокан, Киушинкай, винчунь, другие стили, начали осваивать и у-шу. Я стал тогда Председателем тренерского совета Федерации Каратэ г. Киева. Участвовал в тренерских и судейских сборах, проводил судейство соревнований. Когда закончилась пора первой легализации боевых искусств, и каратэ загнали в подполье, мы с моей группой стали тренироваться только для себя.
Еще в период первой легализации карате в СССР, во время одной из моих командировок в Москву, я остановился в гостинице, расположенной рядом с Центральным стадионом в Лужниках в Москве, кажется, она называется «Дружба». Ко мне в номер пришел молодой мужчина, показал удостоверение Комитета Госбезопасности и долго расспрашивал о том, как я тренировался, чему научился, как тренирую своих учеников в Киеве. Потом он объяснил, что Дзёосинмон взяла себе на вооружение их служба и что, желательно, чтобы я никогда никому не показывал те прикладные приемы, которые изучал на Кубе. Потом уже я узнал, что Девятое главное управление КГБ учит Дзёосинмон, и что в Союз приезжает Рауль Рисо и тренирует «контору». Пожелание это, естественно, мне пришлось выполнить.
Около двадцати лет я ходил в спортзал Пединститута, как на работу, чтобы тренироваться каратэ. Обязательной нормой дня, было пройти несколько сот метров по залу, выполняя серии техник в низких позициях, в поясе с металлическими утяжелениями для аквалангистов. Хочу сразу отсоветовать делать это страстным любителям каратэ. Потом это скажется на вашем позвоночнике. Но тогда об этом никто не думал. Частые удары по ногам в спаррингах превратили кость на обеих ногах в пилу, в поединках время от времени трещали пальцы рук и ног, потом гипс, перерыв и снова спарринги. Благодаря большим скоростям, стали происходить необъяснимые вещи, иногда, в поединке, при сложении движений партнеров стала возникать какая-то совершенно непонятная сила. Потом я понял, что мы стали приближаться к Айкидо. И как ни странно, в один из дней, зайдя в зал, после стольких лет тренировок, я почувствовал, что больше не хочу спарринговать. Я дорос до айкидо и через некоторое время стал осваивать этот вид боевого искусства. Потом, сравнивая каратэ и айкидо, я сделал вывод, что каратэ по отношению к движению противника деструктивно, а айкидо конструктивно. Время разрушать закончилось, наступило время строить. Но это можно было почувствовать только после длительной эволюции, которая началась во мне, благодаря Дзёосинмону. Я не считаю, что предал Дзёосинмон, сама жизнь и мое внутреннее развитие выстроили новые приоритеты. Но первая любовь, любовь к Дзёосинмону, не проходит никогда. Потом, через несколько лет, на показательных выступлениях айкидо в Киевском Пединституте им. Драгоманова, я продемонстрировал разницу между каратэ, которое разрушает и движение и атакующего партнера; и айкидо, которое продолжает, перенаправляет движение, оставляя при этом нетравмированным партнера, который меня атакует.
Остается только рассказать, как я понял, почему стал изучать испанский, и каким образом, гражданская война в Испании помогла мне попасть на Кубу, начать заниматься каратэ и, собственно, иметь возможность написать этот материал.
В один из дней Победы я пришел поздравлять своих родителей и случайно заметил за дверью старые виниловые пластинки с песнями. Я стал их просматривать и остолбенел. Это были песни на испанском языке. Те самые песни, которые с самого раннего детства слушал на всех домашних праздниках. В те первые послевоенные годы люди радовались, что выжили, устраивали частые вечеринки, всегда на них пели и танцевали. Так вот, большинство этих пластинок с песнями, под которые танцевали мои родители, были с песнями испанскими. Тогда отечественной индустрии пластинок еще не было, все немецкое было одиозным, американское еще до нас не дошло. И в стране стали популярными песни, которые привезли с собой испанские дети, спасавшиеся от гражданской войны. Я вдруг вспомнил, что многие из этих песен знал наизусть еще двухлетним мальчишкой, и пел их, не понимая, что они означают. Думаю, именно это сработало в момент поступления в Вуз, и определило всю мою жизнь, подарив знакомство с удивительной страной, Кубой, ее прекрасными людьми и дало мне возможность освоить основы Дзёосинмона.
