Писатель Дмитрий Савочкин родился в Харькове. Учился в Днепропетровском государственном университете. Автор нескольких книг. С небольшими сокращениями мы публикуем его размышления о том, почему люди двух соседних стран — России и Украины — не слышат друг друга.
Я не так долго жил в Советском Союзе — когда он распался, мне было 13. Но определенные вещи оттуда я помню очень хорошо. Лучше всего — вкладыши от жвачек «Турбо» и бесконечные очереди. И еще — свои мысли по поводу окружающего мира. Как у всякого нормального советского пацана, у меня не было никаких сомнений, что наша страна — самая лучшая на свете.
Очень четко помню, как я пытался понять — каким образом мыслят люди за границей советской системы. Как они не могут понять простой и понятной истины: то, что происходит в Советском Союзе, — хорошо, то, как мы здесь живем, — хорошо, мы — добро, как этого можно не видеть! У них должны быть сказки о том, что такое добро? А они там — зло.
Их образ мышления, их стиль жизни — все это плохое, и они должны немедленно изменить их, а если они этого не делают — то они сознательно становятся на сторону зла, и вообще непонятно, почему мы их до сих пор не уничтожили нашими лучшими в мире ракетами.
Было даже легкое раздражение действиями руководства страны, которое так долго ждет перед уничтожением очевидного зла.
Я помню эту свою святую уверенность в том, что мы на стороне добра. Несмотря ни на что — ни на ужасные условия жизни, очереди, жвачку, которую почему-то привозили «из-за бугра», зарубежные фильмы и музыку, которые были значительно лучше наших, и так далее.
Меня совершенно не смущали ни хамоватые заявления советского МИДа и ТАСС — я считал, что так и надо давать отпор очевидному злу. Ни фарс единодушной поддержки населением решений руководства — а разве можно поддерживать добро не единодушно? Ни идиотские демонстрации, на которые сгоняли людей по разнарядке, — ну конечно, ведь все надо нормально организовывать! Ни выборы с бюллетенем, в котором один кандидат.
Я помню, как читал изданные в Советском Союзе воспоминания какого-то американского коммуниста о том, как трудно быть коммунистом в США. Он рассказывал — среди прочего — как учительница демонстрировала детям разницу между американской демократией и советским фарсом. Сначала она ставила на стол две урны, и дети могли бросать бумажки в одну или в другую, в зависимости от того, кого они поддерживают. Дети бросали. Это были американские выборы. А потом учительница демонстрировала советские — на стол ставилась только одна урна. Все дети, конечно, смеялись над этими «выборами». Наш маленький коммунист (автор книги) писал: «Надо было иметь незаурядное мужество, чтобы подойти и бросить бумажку именно в эту урну». И когда он это сделал — весь класс, включая учительницу, смотрел на него волком. Он был моим личным героем.
Сейчас, когда я это вспоминаю, мне становится жутко. Какая-то неведомая мне американская учительница ярко демонстрирует, «что не так» с Советским Союзом: у вас, блин, нет выбора. Нет голоса, нет свобод, нет прав, ничего нет. Сегодня это очевидно каждому, кто смотрит на этот пример. Я же, читая тогда книгу американского коммуниста, также не видел ничего странного в том, что выборы проводятся из одного кандидата. А что тут такого? Ты можешь поддержать кандидата, а можешь не поддержать. Вот тебе и выбор. То есть я смотрел на этот чрезвычайно яркий пример, он был у меня перед глазами! — и не видел. Смотрел и не видел. Я! Это был я! Не какой-то там человекоподобный робот с планеты Катрук, а я!
Впервые я задумался над этим в 2004 году. На улице были выборы Януковича. И я бы даже проголосовал за него — я и сегодня не вижу большой трагедии в том, что президент в прошлом дважды судимый, по моему мнению, это как раз подчеркивает саму суть демократии и равенства возможностей, — если бы не огромные потоки лжи, которые лились из всех теле-, радио- и других каналов.
Это было что-то невероятное. Улицы были покрыты растяжками «Автомобилисты Днепропетровщины — за Януковича», в транспорте висели плакаты «Работники трамвайного депо — за Януковича», с экранов телевизоров нам рассказывали о том, как колхозники намолотили в закрома родины под руководством мудрого Януковича, а журнальные обложки пестрели ликом одноименного премьер-министра. Это было невыносимо.
И тогда я — сознательно, впервые в своей жизни — перешел со стороны добра на… не знаю… я не понимал, на какую сторону, но на другую. И через какое-то время увидел себя в искаженном зеркале пропаганды. Я почувствовал, как ложь, агрессивность и нетерпимость стали литься на меня непрерывным потоком из СМИ, из источников официальной информации и от людей, которые все еще находились «на стороне добра».
Я впервые почувствовал себя по ту сторону «железного занавеса». Это очень странное ощущение. С одной стороны, ты видишь какие-то очевидные вещи, поражаясь, как другие могут смотреть прямо на них и не видеть их в упор. С другой — вспоминаешь свои детские мысли, и одинокую урну для голосования в американской школе, которая казалась мне такой естественной.
Я понимаю людей, которые остались с другой стороны «железного занавеса». И понимаю, что не смогу ни переубедить их, ни спасти.
Переубеждение возможно лишь тогда, когда мы с какими-то людьми живем в одном измерении. Говоря языком науки — в рамках одной аксиоматики. Потому что мы, так же, как и они, в общении используем определенные вещи, как аксиомы, не требующие доказательств. Например, параллельные прямые не пересекаются. Исходя из этого, уже можно строить какую-то концепцию, о чем-то договариваться. Но если предположить, что где-то там, в бесконечности, они пересекутся — это будет совсем другая математика. Это легко понять на геометрическом примере, но гораздо труднее — на социальном.
Хорошую иллюстрацию по этому поводу привел Константин Соснин. «В 1959 году в Москве, — писал он, — состоялась Американская национальная выставка. Вот что запомнилось моему папе: на выставке по задумке организаторов были представлены две «типичные кухни» — советская и американская. В американской части были представлены, например, соковыжималка, особенно потрясшая Хрущева, и стиральная машина. К этому моменту стиральные машины, как и телевизоры, были у подавляющего большинства американцев и оставались экзотикой в СССР. Казалось бы, как посетитель выставки, пусть и четырнадцатилетний, мог не понять преимуществ капитализма над социализмом? И тем не менее, вспоминает папа, мог. «Типичная советская кухня» на выставке примерно соответствовала по своему техническому оснащению американской. Сейчас легко проверить, что все предметы, представленные в «типичной американской кухне» на выставке 1959 года, действительно присутствовали в типичной американской кухне, а представленные в «типичной советской» были доступны ничтожной доле населения. Советские посетители прекрасно понимали, что эта кухня не является «типичной советской». Значит, заключали они, и американская экспозиция является такой же фальшивкой».
Люди, оставшиеся «на стороне добра», смотрят на все с позиций другой аксиоматики, принимая как данность вещи, которые для нас являются странными или даже дикими. Жители Северной Кореи очень хорошо понимают, что они живут в бедной голодающей стране, в то время как огромное количество людей, которые живут по другую сторону границы, давно лишены таких проблем. Знаете, как они в слухах рассказывают друг другу о невероятном богатстве американцев?
— Говорят, в Америке каждый человек получает продуктовые карточки на 900 граммов риса в день!
— Да ты что! Карточки на 900 граммов риса в день! Вот это да!
У них другая аксиоматика, они не способны выйти за ее границы, как не способны условные двухмерные муравьи, которых мы рассматривали в качестве примера на лекциях по топологии, понять, что где-то существует третье измерение. Попробуйте объяснить жителю Северной Кореи, что за пределами их страны не существует продуктовых карточек и ты можешь купить себе хоть вагон риса — кстати, он не так уж и много стоит. Он не поймет вас. Он переведет это у себя в голове в какие-то понятные ему термины и останется при своем мнении. Все равно он остается на стороне добра, а вы — на стороне зла. И странно, почему вас до сих пор не истребили лучшие в мире ракеты утренней свежести, это проклятое милосердие Ким Чен Ына!
Моя мама общается в «Одноклассниках» со своей бывшей одноклассницей. Одноклассница переехала в Москву, и этот факт, по ее мнению, дает ей право поучать мою маму и рассказывать ей, как устроен мир. Мама очень вежливо реагирует на все нападки, даже несмотря на частые ремарки вроде: «Оля, как ты можешь? Ты же дочь советского офицера!»
Но недавно одноклассница переплюнула саму себя, выдав эпическую, по моему мнению, фразу: «Оля, ну ты же не можешь НЕ ВИДЕТЬ, что чеченцы сожгли филармонию?»
В этой фразе прекрасно все. И даже легкое смущение со стороны моей мамы, когда она пытается сначала понять, о каком городе идет речь — где сожгли филармонию? В Москве? Нет, все четко, одноклассница имела в виду именно то, что написала: не может же моя мама не видеть, что чеченцы сожгли киевскую филармонию! Прекрасна здесь уверенность, что киевскую филармонию сожгли. Прекрасна уверенность, что сделали это чеченцы, которые стояли на Майдане против Януковича. И прекрасна уверенность, что каждый нормальный человек это ВИДИТ, даже несмотря на то, что какие-то другие, ненормальные люди, пытаются доказать, что с филармонией все в порядке, сожгли совсем другое здание и сделали это сотрудники милиции.
Нормальные люди ВИДЯТ, что чеченцы сожгли филармонию, они не могут этого не видеть…
Эта бесспорная категоричность обезоруживает. В простом мире советских людей есть белое и есть черное, есть хорошие и есть плохие, и нет никаких полутонов. В их мире нет огромной работы по «отделению мух от котлет», которая составляет абсолютное большинство времени мышления человека в нашем мире. Им не надо пытаться понять, на чьей стороне сегодня правда, в какой пропорции и под каким углом, и какие полуправды еще могут на эту правду влиять. Правда всегда на их стороне. Смущенный митингующий на запорожском антимайдане откровенно говорит: «Мы — хорошие!» И что тут непонятного?
Сегодня, когда высок риск того, что «железный занавес» — не бутафорский, а практически такой, какой был во времена Советского Союза, — снова опустится, я искренне радуюсь, что он опустится на восточной границе Украины, а не на западной.
Этот занавес больно разделит наш мир — русские и украинцы не просто родственные нации, мы, как сиамские близнецы, приросли друг к другу, и разделение невозможно без хирургической операции. Ссорятся друзья, сотрудники, родственники, распадаются семьи. Я очень хорошо понимаю, что люди, которые остаются по ту сторону, заходят еще на один виток бесконечно-лживой жизни, а потом им все равно придется строить свою страну с нуля (или, может, не им, а уже их детям). Но мне их не жалко.
Если ребенок в Советском Союзе, которым я был, не имел выбора — я имею в виду ментального выбора, с самого рождения у меня была только одна ментальная «урна» в голове — то у взрослых людей сегодня он есть.
И все, кто «находится на стороне добра», «борется с фашистами», объясняет сам себе откровенную незаконность крымского «референдума», соглашается с международной изоляцией России, — они делают это выбор сознательно.
И одноклассница моей мамы, которая рассказывает, что мама НЕ МОЖЕТ НЕ ВИДЕТЬ, что чеченцы сожгли филармонию, делает сознательный выбор не видеть, что, во-первых, моя мама находится в Киеве (то есть ей лучше видно, что к чему), во-вторых, филармония цела, а в-третьих, никаких чеченцев здесь нет. Она делает сознательный выбор видеть все в искаженном зеркале российской пропаганды — потому что ей так проще.
Ну и пусть остается. Это ее выбор, и это ее любимая сторона «железного занавеса».
